Матильда Кшесинская. Любовница царей - Страница 3

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Итак, они прямые потомки графов Красинских, польские дворяне. Только трагическое стечение обстоятельств мешает им вернуть утраченное величие рода, земли и фамильные богатства, стать в один ряд с избранной прослойкой общества. Наверное, как-то по-иному, с поправкой на возраст, думает захваченная рассказом отца впечатлительная девочка-подросток, пусть лишь на краткий миг искорка эгоистического удовлетворения от услышанного вспыхивает в ней – дело сделано: зерно честолюбивых, неясных пока еще ей помыслов будет зреть отныне в практичной ее головке. Как покажет будущее, не зря…

В семье профессионального танцора и балерины дети, разумеется, умели танцевать. Маля танцевала с трех лет. Наряжалась в тряпки, уморительно крутилась у зеркала. Отец души не чаял в младшенькой, баловал сверх меры, возил на спектакли в Большой театр, где тогда работал. Исполняя однажды мимическую роль хана на дневном представлении балета «Конек-Горбунок», посадил дочку в служебную ложу и побежал в уборную гримироваться, а, выступив, разгоряченный успехом и позабыв обо всем на свете, отправился домой, встреченный на пороге квартиры возгласом пораженной супруги: «Где же Маля? Где ты ее оставил?» – «Боже! – вскричал он. – Я позабыл ее в театре!»

Балетом была заполнена жизнь. Толковались на все лады бесконечные театральные новости, сплетни. Такой-то переведен из разряда вторых танцовщиков в первые, той-то преподнесли в бенефис дорогую диадему, другую жестоко разругали в газете, на такой-то премьере присутствовало такое-то число особ царской фамилии. Последнее обсуждалось особенно горячо: знаки внимания со стороны Двора, покровительство самого Государя. Недаром ведь танцевальную сцену Петербурга называют Императорской. Причастность к избранному искусству приближало к сильным мира сего, подчеркивало собственную значимость – вещи для обрусевших польских эмигрантов, натурализовавшихся в разлинованной табелями о рангах иерархической стране, вовсе не пустячные.

Интересы родителей, дух театра, пронизавший атмосферу дома, не могли не влиять на детей. Младшее поколение Кшесинских бредило сценой. В Государственном театральном музее имени А. Бахрушина в Москве хранятся балетные туфельки, напоминающие кукольные, купленные четырехлетней Мале для участия в детской массовке «Конька-Горбунка», – она извлекала в картине подводного царства волшебное кольцо из пасти страшного кита. Сцена происходила в самом конце спектакля, но маленькая артистка появлялась за кулисами за час до начала представления, чтобы получить свой парик и самолично упрятать кольцо в китовый зубастый рот.

А вот свидетельство старинного приятеля отца, упоминавшегося уже балетмейстера Л.И. Иванова:

«Как-то после репетиции Ф.И. Кшесинский попросил меня зайти к нему, объяснив, что хочет показать мне свою меньшую дочку и посоветоваться, что с ней делать. “Сошла с ума по балету, в театр не брать – плачет, а возьмешь, не спит целую ночь и все время старается изображать из себя балерину”. Придя к нему, я вскоре увидел одетого в балетный костюм семилетнего ребенка, который, никогда не учившись классическим танцам, с замечательной ловкостью и грацией выделывал всевозможные балетные па и принимал разнообразные, нередко весьма трудные позы. Удивившись и сам такому детскому увлечению, я всмотрелся в нее более пристально и тогда же решил, что это несомненное призвание. “Учить надо, – сказал я ее отцу, – и учить немедленно. Такая любовь к танцам явление редкое, это несомненный талант, который необходимо развить. Ты увидишь, что она будет балериной и знаменитостью”».

Первой, кто продолжил семейную профессию, была старшая дочь Юлия, по сцене Кшесинская 1-я, ставшая после окончания Императорского театрального училища достаточно успешной характерной танцовщицей, за ней средний брат Юзя, чрезвычайно походивший на отца, такой же красивый и стройный, дослужившийся до почетного места первого танцовщика.

В 1880 году подошла очередь восьмилетней Матильды: осенью ее повезли, празднично одетую, в лакированных туфельках, в училище, держать вступительный экзамен.

Промозглый, ветреный этот день помнился ей в сплошном угаре. Накануне она перестаралась, упражняясь у зеркала в папочкиной репетиторской, где он давал домашние уроки танца приходящим ученикам, плохо спала, мучимая кошмарами. Ерзала на сиденье коляски, зажатая родителями, мысленно произносила слова молитвы: «Матерь Божья, помоги, пожалуйста! Я всегда, всегда буду хорошей»! Ничего другого не приходило в голову. Матушка в результате не выдержала, хлопнула досадливо по коленке: «Хватит вертеться, Маля! Успокойся, наконец! Ты прекрасно подготовлена!»

Кучер, миновав решетку Екатерининского сквера, свернул с заполненного толпой и экипажами Невского на Театральную. Она машинально привстала с места. Пронесся мимо фасад Александринского театра с квадригой вздыбленных коней на фронтоне, удерживаемых Аполлоном, потянулось вдоль улицы составлявшее единый ансамбль с театром здание Императорского училища. Коляска, замедляя ход, заворачивала к центральному подъезду. Гулко билось в груди сердце: скоро, скоро!..

Как во сне прошла она, сжимая руки родителей, через парадную дверь в гудящий голосами вестибюль, где толпились возле гардероба в окружении пап и мам ничего не соображавшие кандидаты в знаменитости, прислонилась к холодной стенке…

Появлялась наверху, вызывая переполох в гардеробной, дама-распорядительница со списком в руке, приглашала очередную группу экзаменующихся. Мучительно тянулось время. Выкрикнули наконец и ее имя.